Пока живы те, кто будоражит нашу память, есть надежда на прощение.
Краеведподвижник Владимир Власов вёл нас, младших его послушников, нешумной орловской улицей СалтыковаЩедрина и привычно тихим своим голосом приговаривал:
- Бывшая Борисоглебская улица.
Задержался у поликлиники УВД, сказал:
- Тут и стояла Борисоглебская церковь. Самая любимая в Орле, соборная. В ней постоянно бывали Каменские, Ермоловы, тут крестили Ивана Тургенева.
И без паузы, поскольку глазеть на милицейскую здравницу охоты ни у кого не было, нырнул по перпендикуляру в узкий прямой переулочек, ведущий на соседнюю Октябрьскую, остановился через двадцать шагов, кивнул на старую бросовую одноэтажку, жмущуюся слева:
- Это бывший дом настоятеля и его служителей. Они принимали в церкви русских императоров.
Мы уже знали от Владимира Алексеевича, что во время приездов в Орёл цари Александр Первый, Николай Первый, Александр Второй непременно посещали Борисоглебский храм. Молва гласит, что и Пушкин, навестивший Ермолова, тоже причастился здесь.
В доподлинности есть своя неодолимая магия. Кажется, что тут особого: служебные стенки, давно выветрившиеся, изъеденные коростой времени, ни с какого боку к царям и гениям не относящиеся - а ведь простояли мы тогда у домика не меньше часа.
- Хочу добиться, чтоб это зданьице передали епархии, она его доведёт до ума и часовенку памятную, быть может, тут поставит.
Было это лет десять назад, а лет через пять Власов сказал, что дело вроде бы и движется, особых отговорок у властей нет.
Да вскоре ушёл в вышний мир незабвенный Владимир Алексеевич, любимец всей орловской пишущей братии; а через считанные месяцы вдруг стало известно, что былого церковного домика уж и нет, уже возводится там новострой из так называемых элитных. Причём, возводится (уже возведён) на продажу, о чём свидетельствует вот этот снимок, сделанный несколько дней назад.
Господи, не знаешь, что хуже: трезвонить и унизительно вопить, как вокруг дома Лизы Калитиной, превратив этот свой беспомощный трезвон в полувековой анекдот - или вот так молчаливо прохлопать, проспать «любовь к отеческим гробам», дать в мгновенье ока уничтожить последний осколок намоленного места; осколок, могущий стать символом святого борисоглебского пятачка.
Сколько вокруг таких несостоявшихся символов, этих безропотно гаснущих лучиков... Пока жива хоть одна былая пылинка святости, над всей округой живёт благодать Божья - и не даёт пыли житейской скрыть под собою вековую память.
Другой краевед Валерий Шапочка, поныне здравствующий приятель Власова, человек прямо противоположного нрава, недавно рубанул:
- Ты из своей редакции выходишь на Ленинскую мимо мусорки и не замечаешь, к какой стенке та мусорка прилеплена. Монастырская стенка, понял? Дада, сопливым «граффитём» измалёванная, но святая.
Валерий Васильевич сын знаменитого фронтового аса, Героя Советского Союза, и весь в отца, колоритен донельзя. Его всегдашняя страстность всегдашне же требует проверки. А он и сам фамилии тех, у кого можно проверить, называет, и телефон подсказывает.
Оказалось, в его шутке лишь доля шутки, а остальное смысл имеет: орловские краеведы знают про двор дома №11 на Ленинской, того, где аптека. Там три кирпичные стены (четвёртая соединена с домом №11) даже видом своим наводят на мысль о беге столетий. Узкие древние окошки одной стенки повёрнуты к типографии «Труд». А типография ведь сидит на месте былой грандиозной церкви Введенского девичьего монастыря, поставленного ещё во времена Петра Великого.
Место было куда как знаменитое. Несколько раз перестраивался и ширился монастырь, стал духовным центром города, полвека (с 1793 года до 1843, когда городской пожар уничтожил девичью обитель и заставил перенести её туда, где она и посейчас, назади Первой Курской улицы) служил в церкви протоиерей Лука Маликов, духовник монастыря, «правдолюбец и ревнитель Орла». И ещё в книгах сказано, что «над святыми вратами обители возвышалась Тихвинская церковь».
Неутомимый сын Героя уверяет, что раз возвышалась, то стены возле возвышенной мусорки вполне могут быть тихвинскими остатками.
- Да пускай хоть трапезнымизатрапезными, всё равно место интересное. Вот бы уговорить власти сделать экспертное обследование стен, определить их возраст. Если годы совпадут, потом вполне можно сделать в них музейчик в память монастыря. Мусорку, конечно, будет жалко...
Снова лишь доля шутки, а остальное куда как серьёзно. Накуролесил наш народ в двадцатом веке так, что чертям тошно, а теперь ударился в показную набожность. Да разве ритуалами вымолишь благодать?
Впрочем, жива эта благодать - в редких людях. На них всё держится и держаться будет. Пока в памяти такие, как Власов, и пока не дают нам покоя такие, как Шапочка.
Краеведподвижник Владимир Власов вёл нас, младших его послушников, нешумной орловской улицей СалтыковаЩедрина и привычно тихим своим голосом приговаривал:
- Бывшая Борисоглебская улица.
Задержался у поликлиники УВД, сказал:
- Тут и стояла Борисоглебская церковь. Самая любимая в Орле, соборная. В ней постоянно бывали Каменские, Ермоловы, тут крестили Ивана Тургенева.
И без паузы, поскольку глазеть на милицейскую здравницу охоты ни у кого не было, нырнул по перпендикуляру в узкий прямой переулочек, ведущий на соседнюю Октябрьскую, остановился через двадцать шагов, кивнул на старую бросовую одноэтажку, жмущуюся слева:
- Это бывший дом настоятеля и его служителей. Они принимали в церкви русских императоров.
Мы уже знали от Владимира Алексеевича, что во время приездов в Орёл цари Александр Первый, Николай Первый, Александр Второй непременно посещали Борисоглебский храм. Молва гласит, что и Пушкин, навестивший Ермолова, тоже причастился здесь.
В доподлинности есть своя неодолимая магия. Кажется, что тут особого: служебные стенки, давно выветрившиеся, изъеденные коростой времени, ни с какого боку к царям и гениям не относящиеся - а ведь простояли мы тогда у домика не меньше часа.
- Хочу добиться, чтоб это зданьице передали епархии, она его доведёт до ума и часовенку памятную, быть может, тут поставит.
Было это лет десять назад, а лет через пять Власов сказал, что дело вроде бы и движется, особых отговорок у властей нет.
Да вскоре ушёл в вышний мир незабвенный Владимир Алексеевич, любимец всей орловской пишущей братии; а через считанные месяцы вдруг стало известно, что былого церковного домика уж и нет, уже возводится там новострой из так называемых элитных. Причём, возводится (уже возведён) на продажу, о чём свидетельствует вот этот снимок, сделанный несколько дней назад.
Господи, не знаешь, что хуже: трезвонить и унизительно вопить, как вокруг дома Лизы Калитиной, превратив этот свой беспомощный трезвон в полувековой анекдот - или вот так молчаливо прохлопать, проспать «любовь к отеческим гробам», дать в мгновенье ока уничтожить последний осколок намоленного места; осколок, могущий стать символом святого борисоглебского пятачка.
Сколько вокруг таких несостоявшихся символов, этих безропотно гаснущих лучиков... Пока жива хоть одна былая пылинка святости, над всей округой живёт благодать Божья - и не даёт пыли житейской скрыть под собою вековую память.
Другой краевед Валерий Шапочка, поныне здравствующий приятель Власова, человек прямо противоположного нрава, недавно рубанул:
- Ты из своей редакции выходишь на Ленинскую мимо мусорки и не замечаешь, к какой стенке та мусорка прилеплена. Монастырская стенка, понял? Дада, сопливым «граффитём» измалёванная, но святая.
Валерий Васильевич сын знаменитого фронтового аса, Героя Советского Союза, и весь в отца, колоритен донельзя. Его всегдашняя страстность всегдашне же требует проверки. А он и сам фамилии тех, у кого можно проверить, называет, и телефон подсказывает.
Оказалось, в его шутке лишь доля шутки, а остальное смысл имеет: орловские краеведы знают про двор дома №11 на Ленинской, того, где аптека. Там три кирпичные стены (четвёртая соединена с домом №11) даже видом своим наводят на мысль о беге столетий. Узкие древние окошки одной стенки повёрнуты к типографии «Труд». А типография ведь сидит на месте былой грандиозной церкви Введенского девичьего монастыря, поставленного ещё во времена Петра Великого.
Место было куда как знаменитое. Несколько раз перестраивался и ширился монастырь, стал духовным центром города, полвека (с 1793 года до 1843, когда городской пожар уничтожил девичью обитель и заставил перенести её туда, где она и посейчас, назади Первой Курской улицы) служил в церкви протоиерей Лука Маликов, духовник монастыря, «правдолюбец и ревнитель Орла». И ещё в книгах сказано, что «над святыми вратами обители возвышалась Тихвинская церковь».
Неутомимый сын Героя уверяет, что раз возвышалась, то стены возле возвышенной мусорки вполне могут быть тихвинскими остатками.
- Да пускай хоть трапезнымизатрапезными, всё равно место интересное. Вот бы уговорить власти сделать экспертное обследование стен, определить их возраст. Если годы совпадут, потом вполне можно сделать в них музейчик в память монастыря. Мусорку, конечно, будет жалко...
Снова лишь доля шутки, а остальное куда как серьёзно. Накуролесил наш народ в двадцатом веке так, что чертям тошно, а теперь ударился в показную набожность. Да разве ритуалами вымолишь благодать?
Впрочем, жива эта благодать - в редких людях. На них всё держится и держаться будет. Пока в памяти такие, как Власов, и пока не дают нам покоя такие, как Шапочка.
Комментариев нет:
Отправить комментарий